А вот пока история крохотная.
Помню, давным-давно, еще во студенчестве, в предсессионное время пошел я на занятия анатомического кружка. Проблемы были у меня с анатомией, хотелось позаниматься дополнительно, пробежаться по мышцам, сосудам и нервам на хорошем кадавре. Зима была особо гриппозная, из группы на занятия ходила едва половина, а на кружок пришло и вовсе трое - я и два старшекурсника-фаната, все уже тронутые гриппом, но еще не осознающие этого (или специально не замечающие, авось, пронесет). Доцент посмотрел на нас, решая, проводить кружок, нет, и решил - проводить. Был он в небольшом подпитии, дело было поздним вечером, а он, преподаватель, подрабатывал еще и в судмедэкспертизе, только что кончил вскрытие и расслаблялся.
Речь зашла о бальзамировании тел.
Представьте: холодный люминисцентный свет, холодный, насыщенный запахом трупного формалина воздух (нас уверяли, что пахнет только формалин, но я-то нюхал его отдельно, никакого сравнения), трое студентов, преподаватель, все с лихорадящими глазами, неподалеку в чанах плавают препарированные кадавры, и то ли от сотрясения проходящих трамваев, то ли еще от чего, но постоянно слышен тихий, почему-то неприятный плеск.
Доцент науку свою знал и любил. Говорили, что родом он из довольно известных европейских естествоиспытателей, его далекий предок был ассистентом знаменитого маршала де Реца, да и сам доцент занимается особыми исследованиями. За числом кружковцев он не гнался, напротив, но я ему, видно, глянулся.
- Бальзамирование - наука древняя, потаенная. Сохранить тело на века - не так просто, но и не так сложно, ежели знать секреты профессии. Над телом Известно Кого бдит и трудится Лаборатория Биологических Структур. Это так говорится - лаборатория, на самом деле она побольше иного НИИ будет. А вот великий хирург Пирогов лежит безо всяких кондиционеров, медосмотров и прочих штучек. Почему? Сводить искусство бальзамирования к глицерину и калийным солям - профанация!
Все дело в пациенте! Известно Кого бальзамировали спустя месяцы после смерти, оттого и проблемы. Пирогова - сразу после смерти, и никаких проблем. Но что будет, если процесс начать еще до смерти? Я сидел, всеми фибрами души желая очутиться где-нибудь в другом месте. Во-первых, преподаватель, пусть и не прямо, говорил о Ленине - то ли кощунствовал, то ли раскрывал государственную тайну, - а у меня и без того были проблемы после голодовки, сдуру объявленной осенью на сельхозбарщине, когда после дождя, мокрых и голодных, нас опять погнали выкапывать свеклу (во что бы то ни стало тогдашний босс хотел выжать из области пять миллионов тонн свеклы). Во-вторых, грипп, кажется, меня заполучил. И в-третьих, этот плеск...
- Многие поколения искали совершенный способ - египетский врач Па Аму, французский исследователь Жиль де Рец, и вот сейчас, сейчас... - преподаватель встал, призывно поманил нас.
Мы прошли в соседнее отделение кадаверной. Здесь оказалось неожиданно чисто и просторно, кафель до потолка, и включенные лампы горели - все.
- Откройте, - попросил он старшекурсников. Те сноровисто - видно, не впервой - откинули крышу с чана, большого, выложенного черным кафелем.
- Смотрите, - предложил мне преподаватель.
Я покорно подошел.
Да, конечно, плеск вызывал именно этот кадавр. Его движения, хаотичные, бессмысленные, напоминали движения полоски бумаги, пришпиленной над форточкой для отпугивания мух.
- Это... это... - пролепетал я.
Но тут кадавр, почувствовав свежего человека, попытался выпрямиться, сесть, лицо его, безглазое, серое, повернулось ко мне...
Наверное, это все же был бред, тяжелая, токсическая форма гриппа, поскольку очнулся я дома, в сорока километрах от города, института и кафедры анатомии. Поправлялся я долго, но все же смог полубольным отработать пропущенное и даже сдать сессию - как всегда, на "отлично". С тех пор ноги моей в подвалах кадаверной не было.
